22. Темница сырая

Проснулся в камере сам, через четыре часа. Не сказать, чтобы особо отдохнувшим, но сносно. А спать дольше на местной лежанке некомфортно, видно, для дополнительного неудобства в карцере. Так что встал и стал мерить шагами (четыре в одну, четыре в другую сторону, блин) камеру и думать.

Нейрошунт этот, даже непонятно, дурацкий или нет… Точнее, точно «нет» — его возможности мне, да и отряду, явно помогли. Не спасли всё и вообще, но помогли. И, видимо, какой-то из неведомых протоколов велит ему «подтирать следы» или что-то такое. Что с одной стороны — неудобство, а с другой стороны и верно. То же движение экзоброни на фибромышцах — вещь, если подумать, практически невозможная. Потому что они проложены по экзокостюму именно для усиления «сгибания-разгибания» конечностей и тела бойца. Реагируют на усилие, при этом не имеют никаких «систем управления», только включения и чуткости отклика. Чтобы ими ходить-двигаться — нужен довольно мощный аналог нервной системы, высокочувствительный. Я вот, КАК нейрошунт всё это навертел — до сих пор не понимаю, в плане только очень «примерно».

Но навертел — и хорошо, однако это наверченное точно и однозначно фиксировалось регистратором экзоброни. Снаружи — чёрт знает, но скорее всего, меня воспринимают «звиздец каким подготовленным», в бою впадающим чуть ли не в амок, снимающий ограничения тела и разума. Это — возможно, да и не страшно. И даже отмеченные Андрюхой пики нервной активности это вполне подтверждают.

Но, при всём при этом, с требованием лечь в ментоскоп — херня какая-то выходит. Ну, не записались данные доспеха. И я, вот ужас-то, общаюсь с альткой. Последние лет десять несколько раз в неделю общаюсь, и наблюдатели это немного знают. Не только я, кстати говоря — покупателей у Элетродрели немало, вообще-то.

И на фоне этого попытка говнистого безопасника обвинить меня в «сношении с альтами» и «предательстве» — ну ведь бред дистиллированный, как я перед тем, как полковник меня перебил, и говорил. Непонятно, что он из этого хочет поиметь, непонятно, на кой хрен меня если не сводить с ума, то лишать дееспособности на месяцы ментоскопом. Сбой в работе регистратора как причина — никак не вырисовывается, вот вообще.

Непонятно… похоже, Степаныч прав — какая-то «внутриведомственная интрига», причём уже не уровня учебки, а где-то повыше. Выросла, чтоб её! Потому что пихал меня говнистый Немо не ради информации, это точно. А наверняка ради того, чтобы вывести из строя, а то и вообще лишить возможности быть экстерминатором. Ну просто НЕЧЕГО у вчерашнего курсанта ментоскопом узнавать, как ни крути. Правда, что с этими чиновными интригами делать — непонятно.

И да, судя по всему, нейрошунт у меня будет данные регистратора тереть при своей чрезмерной активности. Что тоже, кстати говоря, не слишком приятно в перспективе: регистратор для того и делается, чтобы действия экстерминатора оценивать. И если один раз — хрен кто что заподозрит, разве что как повод использует, то регулярные лакуны в данных ни черта мне не нравятся.

Подумал я, а не сдаться ли мне всё-таки с этим разлоченным нейрошунтом. Не медикам, а, положим, той же Крюгер. Потому что секретность, всё понятно, но эта разлочка не только мне на пользу идёт, но и Департаменту и городу — я как бы для них служу. Правда, место моего пребывания и воспоминания о роже врачихи моё желание обо всём доложить притушили. В перспективе — возможно, но пока не стоит. А то заточили, уроды, да и освобождать не спешат!

Ну, потому что все обвинения — херня неудобоваримая, это понятно. И жить этим обвинениям до запроса в Департамент Торговли и Внешних Сношений — они, теоретически, должны за Электродрелью присматривать. И все наши встречи-разговоры у них хранятся. Вся ситуация была рассчитана на безответного исполнителя, которому скажут «прыгай в печку» — он и прыгнет. Или просто про не знающего про ментоскоп. А карцер — попытка напугать, тоже понятно.

Потому что то, что наши идигенские службы и департаменты не идеальны — я прекрасно знаю. И от Степаныча, и сам не без глаз и головы. Но, при всём при этом, на собственном опыте знаю, что они работают, хотя не всегда сразу так, как надо. Но в итоге, довольно быстро работают нормально, это факт. И никаким сетевым ресурсам с «сатрапами и неумехами» меня не разубедить, потому что ноют по мелочи, да и мелочи эти службы выправляют оперативно. А в общем — Идиген ЖИВЁТ, как и его жители. И неплохо живёт, несмотря на всякое там.

Буквально через пять минут после моих мыслей дверь распахнулась, и на пороге стояла полковник Крюгер. С физиономией ОЧЕНЬ хмурой, правда, слегка разгладившейся при взгляде на меня. А я даже повращался-покрасовался: ну, стесняться мне нечего, а гордиться — есть чем, тренировками не пренебрегаю.

— Хорош, хорош, — фыркнула Крюгер, наконец, всё ещё мрачная, но с улыбкой. — Собирайся, Керг, одевайся.

— Привествую, полковник, — щёлкнул я голыми пятками, с соответствующими сотрясениями соответствующих органов, на что Крюгер уже в голос заржала, да и я ухмыльнулся — не специально, но смешно вышло. — Но меня заточили с медицинского осмотра, одеваться и собираться…

— Да, я уже поняла, узник совести, — хрюкала полковник, нахмурилась куда-то в сторону, где послышался заполошенный топот, видимо, за моим барахлом. — Эх, где мои шестнадцать лет, — протянула она, оглядывая красивого меня.

— Да вы и сейчас в прекрасной…

— Отставить, сержант! — хмыкнула полковник. — Ещё не хватало, чтобы ты ко мне в голом виде в камере рекреационника клеился. Мой послужной список такое… переживёт. А вот психика — не уверена.

— Слушаюсь, отставить клеиться!

Да и не клеился я особо, одеваясь, думал я. Просто… ну смутился немного, понял, что смущаться нечего, и вот. Самое забавное, уже лыбился я, следуя за полковником, что этот бредовый диалог и наши смущашки вполне могли вылиться в потрахушки. Не по какому-то там особому желанию, а просто «так вышло». Ну да ладно, встряхнулся я.

— Госпожа полковник, мой отряд?

— Давно в общежитии, сержант. И, кстати, «герой», — с изрядной иронией, но и не только, произнесла Крюгер, — разберёмся с результатами этого «экзамена» — выметайтесь из учебки. Ты, конечно — парень неплохой, Керг. Но для начальника — головная боль жуткая. Знала бы — послала Кузьмина с его «рекомендацией», да и спор этот дурацкий… — почти себе под нос пробормотала Крюгер.

Так, Кузьмин — это видимо, мой рекомендатель. «Спор» — значит, Степаныч прав, и сам факт моей отправки на командирские курсы, ну, помимо рекомендации, конечно — результат этакого соперничества внутри учебки. А как моего текущего командира я Крюгер прекрасно понимаю. Потому что, помимо кучи если и не запрещённых, то нарушающих общее положение вещей моментов, отряд неудачников — та ещё головная боль. Ещё не экстерминаторы, но оба боевых задания отряду — внештатные ситуации, серьёзные боестолкновения и всякое такое.

При этом даже на командирских курсах отмечалось, что «подвиг равнозначен ошибке командования». Почему и «герой» с сарказмом. Понятно, что Крюгер не при делах, но в целом, каждый наш «внештатный инцидент», которых пока всего два — портит её репутацию в глазах начальства. Им тоже разбираться с каждым конкретным делом досконально недосуг, а командир с наперебой «героическими подчинёнными» — херовый командир, это и без пристрастных проверок понятно.

— О моём задержании они в курсе? — уточнил я.

— Скорее всего, нет, сержант. Хотя, уже старший сержант. Экзаменационное задание с успехом выполнено, поздравляю старшим сержантом и командиром отряда, Николай Керг.

— Скорее перевыполнено, — хмыкнул я.

— Хорошо, что понимаешь, впрочем, понятно, что не ты виноват. А скорее, ваша «везучесть». Слушай, ты серьёзно собрался взять позывной «Отряд Неудачников»?

— Да.

— Ну… зато честно, — фыркнула полковник. — Ладно, в мой кабинет, будем разбираться с результатами.

— А…